В последние годы концепция т.н. «постсекулярного мира», впервые, судя по всему, сформулированная Ю. Хабермасом, была некритически воспринята рядом теологически ориентированных мыслителей (А. Кырлежев, А. Морозов, А. Малер) и светских ученых (Д. Узланер). Встреченная серьезной концептуальной критикой (А. Апполонов, Р. Сафронов, П. Костылев), концепция «постсекулярного мира» в общем виде сводится к ряду тезисов:
1. Якобы в Средние века термин «религия» не употреблялся и, соответственно, религия как объект научного анализа является определенным «измышлением» ученых;
2. До появления «религии» (как абстрагированного от реальности понятия) собственно религия не была разделена с другими сферами жизнедеятельности общества; все было пронизано религией, и мир в целом был религиозным;
3. Уход «религии» из общественной сферы можно назвать секуляризацией;
4. В наши дни секуляризация как проект исчерпала себя, религия вернулась из «секулярного гетто» и снова стала играть значимую роль в современном мире, но при этом мир в целом не вернулся к средневековому состоянию целостной религиозности, хотя теперь он может быть по праву назван «постсекулярным».
Интересно, что за исключением третьего тезиса о природе секуляризации, три других составляющих постсекулярного концепта в высшей степени подвержены критике.
Так, идея об отсутствии термина «религия» в Средние века фактически опровергнута исследователем католической схоластики и переводчиком «Суммы теологии» Фомы Аквинского А. Апполоновым в дискуссии с Д. Узланером («Религиоведческие исследования», №1-2 за 2011).
Представление о нерасчлененности религиозного и общественного эксплуатирует известную логическую ошибку: отсутствие концепта не означает отсутствия предмета. К примеру, антропология (физическая, она же биологическая антропология) как академическая дисциплина возникает в 1830-е годы, что не означает отсутствие человека до этого времени.
Наконец, идея о крахе секулярного проекта носит идеологический характер и не подтверждается исследованиями; несмотря на большой процент населения, регулярно идентифицирующих себя как «верующие» для большей их части их религиозность является не более чем одним из маркеров этнической, языковой или государственной идентичности («Россия – православная страна», «русский – значит православный» и т.д.).
Подобного рода этноконфессиональные связки определяют религиозность людей не в собственном смысле, но как один из элементов, далеко не самый значительный, их картины мира, в малом числе случаев связанный, например, с культовой деятельностью. Этнические верующие не посещают культовые сооружения, не участвуют в религиозной жизни общины иначе чем по случаю (религиозные праздники, обряды жизненного цикла), и потому их религиозность не носит самостоятельного характера.
Теологически обусловленное представление о наступлении постесекулярной эпохи обычно оказывается неподтвержденным социологическими данными: постсекулярный мир на поверку представляет собой мечту немногочисленных верующих, жаждущих хотя бы на немного приблизить чаемое время духовного возрождения того или иного народа, той или иной страны. Причина – необходимость оправдать свою веру, привязав ее к «объективной реальности», в которой, по вере последователей постекулярного концепта, религия играет главную роль в общественной и духовной жизни, по праву занимая место того, что в философских традициях XIX и XX веков совершенно верно именовалось «идеологией».
